143. ФРАГМЕНТ ФРИЗА СО СЦЕНОЙ СРАЖЕНИЯ (АМАЗОНОМАХИЯ)

Все произведения раздела

Инв. Ф-1570

Боспор. Вторая половина IV в. до н.э.

Известняк

В. 112; Ш. 110; Т. плиты 21

Показать сохранность, происхождение, литературу

Как и стела с воинами, плита, ранее относившаяся к фризу, спустя несколько столетий была использована как строительный материал. В I в. до н.э. для сооружения загородной усадьбы боспорца был привезен камень, среди которого находился целый блок фриза, при строительстве специально разбитый на несколько кусков. Это определяется по тому, в какой последовательности обнаруживались его детали. Три части плиты, перевернутые вниз изображением, были вмонтированы в вымостку усадьбы, то есть находились на поверхности. Четвертая часть найдена глубоко под стенами усадьбы (ее и другие блоки использовали для укрепления опоры стен) – это был фрагмент с изображением головы падающего с коня раненого воина, который соединился с основной плитой практически без зазора. Фриз представляет собой уникальный пример боспорского производства, до сих пор не имеющий аналогий в античном искусстве.

В сложной, многофигурной композиции, в рельефе, представлена сцена битвы пеших и конных воинов, по скифскому рассказу Геродота, – амазонок, бежавших с греческих кораблей и в скифском платье путешествующих по степям, и молодых скифов, встретившихся им на пути. Иногда по аналогии с амазономахией сцену называют «скифомахией» (Я. Боузек), с чем можно было бы согласиться.

Хотя до нас дошла только часть рельефа, очевидно, что построение его не было обычным: отдельные сюжеты изображения даны как бы в изолированных пространственных слоях. Наложенные друг на друга, они составляют общую композицию – драматическую и динамичную картину сражения. На первом плане показано противоборство наступающего мужчины и защищающейся длинноволосой женщины: она пытается удержать его на расстоянии вытянутой руки. За фигурами сражающихся видна лошадь с подвешенными к ее сбруе трофеями предшествующей битвы – отрубленными человеческими головами. Сюжет второго пласта посвящен другой паре: раненая амазонка падает с коня, запрокинув голову и бессильно отбросив руку, за ней (слева) стоит поразивший ее противник. От сцены третьего пространственного слоя сохранились части фигур, по которым можно судить, что она также была посвящена поединку.

Все воины, участвующие в сражении, конные и пешие, одеты в скифскую одежду и вооружены скифским же оружием: мечами-акинаками, луками, спрятанными в футляры-гориты, дротиком. Множество этнографических подробностей дополняет рельефное изображение, поясняя принадлежность персонажей и значимость различных реалий – так, украшение в виде шейного обруча-гривны говорит о высоком социальном статусе персонажа первого плана. Несомненно, общее впечатление усиливали и живописные детали.

Упомянутый рассказ Геродота имел позитивное завершение: вступив со странствующими по степям амазонками в сражение, скифы все же смогли определить, что воюют с женщинами. Прибегнув к определенным хитростям, им удалось установить с бывшими противниками мирные отношения и образовать брачные союзы, от которых, как говорит Геродот, пошел новый народ – савроматы¹.

В боспорском рельефе роль литературно-мифологической темы не ограничивается моментами описательности. Применение этого сюжета на Боспоре выступает в качестве исторического мифа наподобие темы картин на Акрополе в Афинах, посвященных эпизодам из жизни Тезея. Сюжеты связаны с историей географического района, где жили люди, создавшие данные произведения: амазонки и скифы стали прародителями соседствующих с Боспором савроматов.

Не только композиция, пространственное построение, сюжет, но и манера исполнения выделяют рельеф из массы греческих памятников. Нет никаких сомнений в том, что он принадлежит руке боспорского мастера, однако бесспорно и то, что этому мастеру были знакомы секреты и греческого искусства. Он учитывал точку обзора рельефной композиции, а в изображении персонажей выдерживал «ось вращения» внутри разворачивающихся фигур. Он сохранил также греческую основу изобразительного языка: уплощая фигуру, как диктовалось его пространственным видением, четко очерчивая ее контур и резко – складки одежды, мастер сохранил полутоновую пластику лиц («идеального типа»), пластику движений. Вводя этнографически узнаваемые детали одежды, оружия, оставался верен обобщенному принципу передачи событий. Можно сказать, что в композиции этого памятника мы видим развитие формы, имеющей классическую основу, в нечто иное, неизвестное греческому миру, но, несомненно, гармоничное и обладающее собственной внутренней логикой.

Вопрос о функции рельефа затруднен как из-за его необычности, так и из-за фрагментарности. Нельзя исключить, что боспорская амазономахия украшала высокий подиум, размерами которого определялась ширина и высота фриза. Подиум мог служить базой сооружению ионического ордера – типа наиска или эдикулы. Именно этот наиск мог обрамлять мраморную плиту рельефа (например, стелу с изображением двух воинов – Таманский рельф), поднятого на двухметровую высоту (№ 142).

Дошедшее до нас искусство Боспора не дает возможности фиксировать начальную точку его возникновения – мы не знаем вещей раннего периода, кроме привозных, главным образом керамики. Это свидетельствует о том, что при «пересаживании» ростка колонии от общего древа Эллады не происходило механического перенесения культуры. Развитие полученного заряда было творческим процессом. На Боспоре результатом такого развития явился своеобразный боспорский стиль, который в полной мере проявился во фризе с амазономахией.

В общем плане это направление характеризуется архаическим подходом к трактовке объема и пространства, сложным составом стилистики, включающей в себя элементы из разных эпохальных стилей – архаики, «строгого стиля», классики – изобразительного языка более раннего по времени, чем тот,к которому относится вещь. Боспорский стиль, собственно, лишен стилистической однородности и чистоты. Такие сочетания не свойственны скульптуре Эллады, и с известной условностью это греческо-местное направление в искусстве можно назвать «неклассическим». Во фризе с амазономахией, несомненно, мы наблюдаем уникальный художественный феномен, результат особого «метода видения» (Вёльфлин), обладающий энергией образного воздействия, неизвестной идеализирующему искусству греческой классики.

Е.А. Савостина

________________

¹ Herodot. IV. 110–116.